"В изолятор человек просто так не попадает"

Фото: ombudsman74.ru Текст: Алиса Иваницкая PublicPost побеседовал с Уполномоченным по правам человека в Челябинской области Алексеем Севастьяновым о причинах бунта в копейской колонии №6, пытках заключенных, поборах и событиях ночи, когда ОМОН разогнал собравшихся у колонии родственников осужденных. — Когда вы были в колонии? Последний раз был в воскресенье (25 ноября — прим. ред.). 24-го я всю ночь там был до утра. Наблюдал за всем, будучи первым внутри независимым человеком. — Вам удалось разобраться, чего же все-таки добивались заключенные? На самодельных плакатах они писали про пытки и поборы. На самом деле, большинство из них не знало, куда деваться, они уже сто лет как хотели бы уйти в камеры, большинство же нормально живет. Но есть же лидеры, и они требовали встречи с Гиви (Джангавадзе — заключенный, прим. ред.), которого они ни разу не видели, но который сидит в штрафном изоляторе (по утверждению члена Общественной наблюдательной комиссии Татьяны Щур, руководство колонии не выпускает Гиви Джангавадзе в отряд из ШИЗО, несмотря на то, что законодательством не предусмотрено содержание в штрафном изоляторе более 15 суток подряд — прим. ред.). Они считают его смотрящим за зоной. Для них очень важно было, чтобы он вышел и чтобы он помимо администрации управлял их действиями. Администрацией было им отказано. Про других заключенных в ШИЗО и речи не было. Была версия, что Гиви избили. Но я специально с ним общался. Записал интервью, сфотографировал его и им потом продемонстрировал. Никаких побоев у него не было. Он сказал, что у него есть проблемы со здоровьем, но они никак не связаны с избиениями: "Я не слышал, чтобы тут кого-то избивали, и меня никто не избивает. Но меня не обследуют, желудок болит". Ему 10 месяцев осталось отбывать. Заключенные просто хотели сменить режим — это и был их основной вопрос. Встреча Алексея Севастьянова с Гиви Джангавадзе. — Родственники зэков тоже утверждают, что основной причиной бунта были пытки и поборы. Конечно, есть ощущение, что часто применяют дубинки, палки, физическую силу. Этого не должно быть. Есть и другие меры воздействия, достаточно эффективные. Но это просто проще. Этого нельзя допускать. С другой стороны, дыма без огня не бывает. В изолятор человек просто так не попадает. То есть такого, что не платишь и сидишь в ШИЗО, нет. То есть они начинают там свои порядки заводить, иерархию выстраивать. Администрация старается этого не допустить. Система сопротивляется. Не должно быть перегибов. С другой стороны, если это колония строгого режима, этот режим должен соблюдаться всеми. Там же люди отбывают наказание за достаточно серьезные преступления: за изнасилования несовершеннолетних, убийства, продажу наркотиков. Что касается поборов. Вот спрашиваешь родителей, надо ли отменить поборы. Они говорят, что совсем отменять не надо, мол, это наши добровольные взносы, мы хотим их делать. Тогда начальник колонии говорит: "А как мне регулировать? Вот вы хотите делать, а я скажу, что вообще не будет никаких взносов". Это значит, у заключенных не будет никаких дополнительных благ, к примеру, телевизоров, которые могут родители приобрести. На территории колонии есть гостиница "Тройка", там хороший евроремонт, хорошая кухня, санузлы, отремонтированные по евростандарту, душевые. То есть все это, конечно, делалось за счет средств добровольных взносов родителей. Вообще, сборы и вымогательство — это палка о двух концах. С точки зрения закона это незаконно, потому что людей принуждают платить деньги за дополнительные свидания (те, что не по графику) и еще за что-то (сами родственники утверждают, что плановые свидания бесплатно получить невозможно — прим. ред.). Но с другой стороны, это заменило механизм насилия над человеком в колонии. Мне кажется, гораздо удобнее заплатить, чем оказывать услуги администрации. Систему необходимо либо полностью менять, либо приводить в какое-то цивилизованное русло. Неприемлемо, что это очень дорого для родителей. 200 тысяч рублей (некоторые родственники тоже называли подобные суммы — прим. ред.), на мой взгляд, неподъемная цена. А в целом, если такой фонд существует, и на него делаются ремонты, то я не вижу в нем ничего плохого, если это разумные суммы. Больше блага. Вы должны понять одну простую вещь — это выбор людей. — То есть вы хотите сказать, что родственники вам на поборы жаловались? Нет, таких жалоб не было. — А заключенные на что обычно жалуются? В основном, процентов восемьдесят, на вынесение несправедливых приговоров. Здесь у меня действительно полномочий нет. Вынужден только по компетенции направлять в прокуратуру Челябинской области, потому что у меня законом не предусмотрена функция оспаривания приговоров и влияния на процессы. Только 20 процентов жалоб — на условия содержания. Это порядка 200-300 жалоб в год. Каждую жалобу мы индивидуально рассматриваем. Где возможно разрешить конфликт, разрешаем. Если заключенные справедливые требования выдвигают, я и мои помощники договариваемся с администрацией об изменении этих условий. У меня нет надзорной функции, я не могу дела возбуждать. Я, собственно, и не хочу подменять собой другие органы власти. Моя задача — разрешить ситуацию, чтобы не было нарушений прав в дальнейшем. Наказывать — не моя функция. — Получается, пыток меньше стало? Конечно. После того, как случились убийства в 1-й колонии ( в 2008 году в ИК-1 все в том же Копейске охранники "профилактически" избили 12 заключенных, четверо из которых скончались — прим. ред.), в разы стало меньше избиений на пустом месте. Снизило их количество и внедрение должности уполномоченного. Роль Общественной наблюдательной комиссии также высока. В 90-е годы вообще не заморачивались: просто пнул, ударил, изнасиловал. Сейчас это скорее исключение. Надо хорошо постараться, чтобы тебе что-то такое сделали. И люди сами меняются, и больше возможностей контроля появилось. С другой стороны, это все равно есть, и с этим нужно продолжать бороться. — А что вы делаете с жалобами на пытки и условия содержания? Мы их адресуем в следственный комитет, потому что это их компетенция — расследовать такие дела. Но ни одного дела еще возбуждено не было, хотя фактов передавалось достаточно. Информация не подтверждается. — То есть как не подтверждается? Как ее проверяют? Опрашивают заключенного, а потом всех сотрудников, и на этом проверка заканчивается. Мы пишем заново, что не все действия были произведены. Нам говорят: "Это не ваша компетенция. Мы сами разберемся". Можно было бы больше методов применять для установления фактов. В том числе и полиграф. Хоть это и косвенное, и не стопроцентное, и неофициальное доказательство, но оно хотя бы помогло помочь определить дальнейшую тактику оперативно-следственных мероприятий (об исследованиях на полиграфе — в материале PublicPost). — А хоть раз факты подтвердились? Таких случаев не было. Система в этом плане не работает. Сейчас, я думаю, ситуация поменяется. Не могут же 100 человек жаловаться и все врать. Должны наступать какие-нибудь последствия. Действительно, у нас были только проверки, в ходе которых обстоятельства не были установлены. — Часто зэки бунтуют? Это точно первый случай за 5-7 лет. Я второй год в должности. И это первый раз так массово и в таком виде. Были вскрытия и еще там что-то, но не так массово. — Вскрытия? Порежется там кто-нибудь бритвой. Не опасно для жизни, демонстративно. Иногда это массовый характер носит. Но в обычные обходы, раз в месяц, там тишь и благодать. В ШИЗО только 20 человек находятся, а колония — 1600 заключенных. И в основном репрессии, избиения, о которых говорится, происходят в штрафном изоляторе. Там, где люди не согласны с режимом, сопротивляются. Ну, это меньшинство — 10-12 процентов. Остальные же совершенно нормальные люди. Ну, как нормальные? С учетом того, что они сидят и с таким прошлым. Скажем так, адекватные. — В ночь с 24 на 25 ноября возле колонии собрались родственники зэков, которых не пустили на свидание. И их разогнал ОМОН. Я там лично был. Там родственников человек пятьдесят от силы было. Все остальные (несколько сотен человек — прим. ред.) — это молодежь подвыпившая. Если меня хватали и говорили идти на вышку (где собрались заключенные — прим.ред.) и материли — как вы думаете, не было ли это провокацией? При мне были команды из этой же толпы: "Что вы стоите? Кидайтесь на омоновцев!" Потом полетели снежки, бутылки. Как ОМОН должен был действовать? Это были далеко не родители. Ни один родитель этого не делал. И если вы знаете, то ни один родитель не пострадал. — Избили правозащитницу Оксану Труфанову. А она родитель? — Она правозащитник. Этого я не знаю. Я уже зашел. Это было позже, и у меня нет достоверной информации. Не могу этого утверждать. — ОМОН людей разгонял? ОМОН, естественно, занимался разгоном. — Вы считаете это естественным? Ну, а как? Смотрите, в вас кидают бутылкой с пяти метров, хватают за щит, и вы считаете, это нормально? — Нормально обезвреживать провокаторов. Ненормально избивать всех подряд, применять физическую силу. Есть свидетельства, что пострадали просто те, кто проезжал мимо. Даже если это так, я этого не видел. Случай Труфановой надо изучать. А вообще я считаю, что поздно ОМОН начал действовать. Надо было после первой бутылки хватать тех, кто это делал, везти в участок и привлекать к административной ответственности. Не должно быть превышения. Более того, 30 человек арестовали. К ним в любом случае физическая сила применялась. Их как минимум надо было скрутить. Они же не добровольно пошли арестовываться. Я считаю, что это очень разумно. Я никого не хочу оправдывать. Более того, эти случаи надо изучать. Молодого человека (Вячеслав Томчик — прим. ред.) избили, разбили ему машину. Я видел это только в репортаже, а было это в реальности или нет, надо проводить более глубокую проверку. Я могу ручаться только за то, что видел сам. В остальном нужно поминутно восстанавливать события и проверять все факты. Но я считаю применение силы против провокаторов разумным. Это ненормально, когда переворачивают уазик с начальником полиции (никто из родственников и очевидцев в разговоре с PublicPost этот факт не подтвердил — прим. ред.). — Это где и когда было? Вы знаете, после чего ОМОН пошел в атаку? После того, как начальника полиции в уазике начали в толпе раскачивать и пытались перевернуть, после этого последовала команда. Но это со слов ОМОНа, это надо тоже проверять. Объективной картины мы сейчас не увидим. — Родственники утверждают, что заключенные полезли на вышки и водосточные трубы в колонии только после того, как увидели, что в колонию заезжает ОМОН. Они испугались, что их будут избивать. Не было вообще на территории колонии ни одного омоновца, потому что это разные структуры (ОМОН находится в подчинении МВД — прим. ред.). Спецназ был рядом с колонией и тоже внутрь не заходил. Охранники колонии справлялись своими силами. — Вы участвовали в замирении заключенных и администрации? Я был на переговорах. Потом я уже ждать не стал, потому что обо всем договорились. На переговоры пришли родители. Первый заместитель начальника ФСИНа дал заверения, что все заявления будут рассмотрены. Говорили о том, что нужно расходиться. Заключенные пошли навстречу, и все разошлись к трем часам ночи (имеется в виду ночь с субботы на воскресенье. Впрочем, некоторые родственники в разговоре с PublicPost утверждали, что акция протеста заключенных закончилась только вечером в понедельник, несмотря на то, что СМИ сообщили о перемирии еще в воскресенье — прим. ред.). — А мести со стороны администрации заключенные не боялись? Боялись, конечно. Ну они же получили гарантии со стороны руководства ФСИН. Да и мы, как представители гражданских институтов, сказали, что будем следить за ситуацией и за тем, чтобы наказания были адекватными. Понятно, что наказание в отношении зачинщиков будет, потому что они уже нарушили распорядок. Главное, чтобы наказание было в рамках действующего законодательства. — Когда вы следующий раз поедете в колонию с проверкой? Там мой помощник работает, два специалиста от Лукина (Владимир Лукин — уполномоченный по защите прав человека в России — прим. ред.). Что мне там делать? Ходить заявления, что ли, собирать? У меня еще пять тысяч заявлений граждан на рассмотрении, которым тоже нужна помощь. В том-то и дело, что, увлекшись колонией, я остальные дела забросил. Мне же другие жалобы разбирать надо. Я же не колониями занимаюсь. Жилищное право граждан первое место занимает, и мне эта тема гораздо интереснее. Я же не скорая помощь, и тем более не следователь. Будет ситуация, когда нужно будет мое вмешательство, я поеду. В любом случае планово, недели через две-три. В другие колонии также поеду. Надо сейчас побольше собрать заявлений, чтобы лучше понять картину. Объезд сделаю обязательно. Я был во всех колониях в Челябинской области, я не был только в тюрьме закрытого типа, где содержатся те, кому смертная казнь заменена на пожизненное заключение. Надо и туда тоже съездить.