“Благотворительность - это как мясо”

Фото: Ragulin Vitaly/dervishv.livejournal.com Текст: Николай Клименюк Энтузиаст, общественник, человек-оркестр Дмитрий Алешковский рассказал PublicPost, как это весело и клево, быть волонтером, и как МЧС украло генератор и зажало самолет. - Митя, ты только что участвовал в истории со спасением рабов из магазина на окраине Москвы. До этого ты занимался организацией помощи Крымску, искал лекарства для больных синдромом Хантера, потом разбирал руины сгоревшего приюта для животных.  Возникает ощущение, что ты подменяешь собой чуть ли не все государственные службы – полицию, пожарных, минздрав… Не все, но многие. Очевидно,  я выполняю их функции в ситуациях, которые прососало наше государство. Не надо было просасывать, во-первых. Во-вторых, это хороший урок. То есть посмотрите и исправьте, не допустите второго Крымска! Но допустили уже, потому что наводнение было дальше уже в Краснодарском крае, и к нему не были готовы. - Но государство-то не смотрит. Не смотрит. Но мы будем делать так, что оно будет смотреть. Государство мне не враг. Вообще, я не хочу ни о каких политических вопросах ни говорить, ни думать, ничего. Мне тут как-то сказали: «Ты понимаешь, что помогая каждому человеку, ты, грубо говоря, помогаешь Путину?»  А я в своей благотворительной, волонтерской деятельности аполитичен. Как у гражданина у меня есть четкая позиция. Я ярый либерал, то что называется либераст, и горжусь этим. Я считаю, что выборы в нашей стране проходили нелегитимно, что у нас огромное количество политзаключенных, что законы практически не работают, что мы живем просто в ужасающих условиях, которые нужно менять. Вопрос в том, как их менять, и что для этого делать. Меня моя мама всегда учила: хочешь изменить жизнь – начни перестройку с себя. Я меняюсь, и я меняю жизнь вокруг себя. - А тебе не кажется, что фраза «начни перестройку с себя» имеет смысл, только когда ее произносит генеральный секретарь ЦК КПСС? Мне, в принципе, по барабану, кто останется у власти, будет это «Единая Россия» или, образно говоря, ЛДПР, либо придут Навальный с Удальцовым или еще кто-нибудь. Это для меня не имеет никакого значения. Для меня имеет значение, будет ли выполняться закон, будет ли он уважителен к гражданам страны, и будут ли все нести за его нарушение одинаковую ответственность . - И все-таки работа волонтеров, при всем ее благородстве и полезности, лечит не причины, а симптомы: у больного рак, а мы зеленкой ранку мажем… У меня по этому вопросу спор с Навальным был, когда он предлагал мне идти в Координационный совет, а я отказался. Сказал: извини, я собираюсь заниматься благотворительностью, я не вижу для себя возможности, чтобы волонтер был представителем какой-либо политической структуры. Волонтер и благотворитель должен быть аполитичен в своей деятельности. Позиция Навального заключается в том, что нужно менять все сразу вокруг. А моя позиция заключается в том, что менять, конечно, нужно, но это же не отменяет того, что нужно помогать людям, которые уже сейчас находятся на самом низу и которым очень плохо. Вот конкретные эти рабы, они сидят сейчас в подвале, их сейчас убивают, насилуют, у них отнимают детей – им что, нужно было ждать, пока Навальный сотоварищи придут к власти? - Ну хорошо, ты в политику не идешь. Но бывает же, что политики пытаются присоседиться к волонтерам. Конечно, бывает! Знаменитая история с тем, как «Единая Россия» в Крымске наклеивала свои стикеры на гуманитарную помощь - не на нашу, слава Богу. Для меня не имеет значения, «Единая Россия» это или нет. Был момент, когда у нас на смотровой площадке, где собирали помощь для Крымска, появился кто-то, кто раздавал политическую агитацию. Я не читал эту агитацию, не смотрел ее, я просто ее отнял и разорвал, а человека выгнал. - Агитация была оппозиционной? Я знаю, какая это была политическая агитация, но это не имеет значения. Я не читал листовки, но я знаю людей, которые их раздавали. Мне не важно, «Единая Россия» это или оппозиция. «Единую Россию» я привел в пример как партию просто. Это может быть ПАРНАС, Партия 5 декабря – для меня не имеет значения. Мы не занимаемся политикой. - Твоя роль в сборе помощи для Крымска понятна. А как ты попал в историю с рабами? Ты ведь не ездил их освобождать? Я знаком в Твиттере с женой Олега Мельникова, который занимался спасением рабов. Они вышли на меня, позвонили. Сказали: у нас такой п**дец, и об этом никто не пишет, никто не говорит, помоги привлечь к этому внимание. А я умею это делать и часто этим занимаюсь, потому что я просто не могу выдержать, чтобы об этом молчали. - Как же ты из фотографа превратился в человека-институцию? Человек-институция – так меня еще не называли. Ситуация такая. Я занимаюсь благотворительностью вообще. Общественная деятельность – это побочный эффект. Просто я не могу смотреть на тот ад, который происходит вокруг, и считаю, что если я имею возможность что-то делать, то нужно делать. Меня вот задолбало, что люди сидят и ноют о том, что вот мы ничего не можем изменить, мы ничего не можем сделать. Бери, вставай и делай! И для этого, поверь мне, не нужно иметь 20 тысяч подписчиков в Твиттере, как у меня. Вот Олег Мельников тому хороший пример. Он взял и поехал в Дагестан и начал освобождать заложников. Я внезапно, неожиданно для самого себя оказался одним из руководителей волонтерского движения, работавшего на Крымск. Это случилось само собой, просто случайно. Я пришел на смотровую площадку, там остался, и на следующий день я стал ее руководителем, просто потому что у меня хорошо получалось. Потом я поехал в Крымск, там координировал лагерь волонтеров, и из Москвы координировал работу лагеря волонтеров   поставки гуманитарной помощи в него. Вернулся оттуда и понял, что я больше не могу заниматься просто фотографией, я хочу, чтобы от моей работы был еще какой-то результат. В последнее время вообще у меня полный сумбур, каша и все смешано. И это ужасно, потому что очень сложно из этого вычленять какие-то важные дела. Я о чем-то вспоминаю, о чем-то нет. Мне по-хорошему, конечно, нужен помощник, секретарь, но нет денег. Да и кто я такой, чтобы у меня был секретарь или помощник? - А что бы это было тогда? Как бы называлась эта структура? Митя Алешковский и секретарь – это было бы что? Секретарь для чего? Это же не профессия моя, я не зарабатываю на этом денег, я деньги зарабатываю как фотограф. Я уволился из ТАСС, потому что у меня нет времени совмещать работу там и здесь. Я работаю как фрилансер, делают какие-то скучные протокольные съемки. Для себя я снимаю репортажи, которые потом где-то публикую. Но из общественной деятельности я не получают ни рубля, я, наоборот, свои деньги туда трачу, полностью. То есть я живу в минус. И так все, в общем-то, кто этим занимается. А если ты туда вошел, то выйти оттуда уже невозможно. - В какой момент ты понял, что ты в это вошел? Крымск, да. Я понял, что жизнь поменялась навсегда, в Крымске. Когда я увидел, что тысяча человек работает на смотровой площадке, эффективно работают, помогают другим, в этот момент я почувствовал, что жизнь меняется, и надо хвататься за хвост уходящей электрички, или она проедет мимо. - И что технически поменялось? Не стало совсем денег, не стало совсем времени, про личную жизнь я уже молчу. - Семьи у тебя нет? Жены у меня нет, я недавно развелся. Но я имею в виду, что просто с друзьями общаться времени нет. Я своих друзей не видел неделями, месяцами. Те, с кем я пересекаюсь по каким-то своим делам где-то в тусовке, с ними я общаюсь, а с теми, с кем общался раньше…Раньше было спокойно - ты знаешь, что тебе 5-го и 25-го числа придет зарплата, ты можешь ничего не делать, ты можешь спокойный вечер провести, спокойное утро, ждать, когда тебе позвонят из редакции и отправят на съемку. А тут ты просыпаешься и думаешь: так, нужно что-то делать. Так, я знаю, что мне нужно делать то, пятое, десятое… - Ты звучишь, как наркоман. Это абсолютный наркотик! Вернее, не наркотик, а я бы сравнил это с ощущением, когда ты никогда в жизни не ел мяса, а потом его поел. Не знаю, шутка это или нет, в семье веганов был кот-вегетарианец, которого кормили всю жизнь какими-то бобами. И однажды одна сардина упала на пол. И все, кот больше никогда в жизни не ел никаких бобов. Он один раз попробовал эту сардину, и – все, ребята! Люди по всей стране занимаются тем, что пытаются что-то изменить, пытаются поменять мир, поменять подход к себе, к людям близким. Это не зависит от того, кто стоит у руля государства, что там происходит. Эти активисты, он же и в Советском Союзе были. И более того, в Саудовской Аравии и в Северной Корее. Вот у меня подружки летали в Северную Корею, и они мне рассказывали, что они встретили там человека, американца, который по поддельному паспорту въехал в Северную Корею для того чтобы организовать подпольный ска-концерт в Пхеньяне. Я не говорю, что подпольный ска-концерт в Пхеньяне – это такая уж необходимая вещь, но людей, которые делают какие-то совершенно невозможные вещи, просто для того чтобы их сделать, потому что так надо, а против тебя все остальное, весь мир, их полно! Когда мы на смотровой площадке МГУ собирали первые несколько пакетиков, для того чтобы отправить в Крымск, мы не предполагали, что уже в конце вечера мы будем отправлять «Газель» в Жуковский на борт Ил-76, который ждал нас. - Но твоя благотворительность ведь не с Крымска началась. Я не вспомню, что было изначально. Я всю свою жизнь помогал другим людям, просто сейчас начал делать это более активно. Это как вера в Бога, она не требует подтверждения. Надо помогать людям – это константа. Это даже не вопрос, хочется или не хочется. Вопрос в том, что нужно как-то это делать эффективно, во-первых, во-вторых, нужно помогать тому, кому реально нужно. Сейчас когда люди решают кому-либо помочь, они начинают помогать детскому дому. Но фондов, которые занимаются детьми, сотни, а фондов, которые занимаются взрослыми, даже не стариками, а просто среднего возраста людьми, всего несколько. - Ну, это старая проблема, она хорошо известна. Да. Нужно помогать так, чтобы эффект был какой-то от этой благотворительности. Меня очень много людей обвиняют в том, что я пиарюсь на этом. Я намеренно предаю огласке большинство вещей, которыми занимаюсь, чтобы люди смотрели и видели, что это можно и нужно делать. Я сам, например, до того, как вошел в мир волонтерства, вообще не представлял себе, что здесь происходит, насколько это занятие веселое и клевое для души. И я вижу, сколько народу сейчас вокруг меня из моих читателей в Твиттере, знакомых. Они просто приезжают и начинают освобождать кого-то из подвала. В 4 часа ночи приехали 20-25 человек, несколько машин. То есть общество действительно понимает, что нужно что-то делать. Я вижу, что моя модель в этом плане работает. То есть я показываю своим собственным примером, что нужно другим людям помогать, так или эдак, как угодно. - И все-таки – пиаришься? Я не преследую цели пиариться. Мало ли что говорят? Я уже давным-давно привык к тому, что не надо раздражаться вообще в жизни. - А раздражает? Ну, Господи, мне наплевать, в общем-то. Хотите думать обо мне плохо – думайте обо мне плохо, хотите думать хорошо – думайте хорошо. Вы же видите, что я не делаю ничего плохого. Все, что я делаю, я делаю в соответствии с собственной совестью и собственным мировоззрением. Мне припоминают то, что я снимал концерт Pussy Riot, говорят, что я соучастник. Ну, что я могу сказать… пускай припоминают. Я там был как журналист, в Храме Христа Спасителя. Я снимал фото. Там было несколько фотографов, и почему-то все зацепились именно за меня. - Следствие тобой интересовалось? Не пытались привлечь как соучастника? Меня даже не послушали на суде. Меня как свидетеля не вызвали. Даже в зал суда не пустили! - В конце сбора средств на смотровой площадке ты писал очень грозные посты в Фейсбуке: что же вы, суки, ничего не несете. Да, так и было. Меня в этом очень многие обвиняли. Понимаешь, в чем дело: пока про Крымск по Первому и Второму каналу показывали каждый день, эта проблема была актуальной, и люди нести помощь очень сильно и помогали нам. А как только перестали показывать, как будто бы проблема стала решена. Я написал пост в Фейсбуке, у него была тысяча перепостов, очень много. Я писал, что через несколько дней мы начинаем сбор гуманитарной помощи, приносите. Нам нужны только конкретные вещи, нам не нужна старая ваша мебель, книги, что-то еще, а нужно то-то и то-то – список дал. В первый день нам почти ничего не принесли. Я сначала был расстроен, а потом я был зол, прямо зол. Черт побери, тысяча человек нажали на кнопку «перепостить», и почему каждый из тысячи не мог прийти и принести хотя бы 100 рублей? Речь даже не идет о 100 рублях, там нужны были элементарные вещи – носки, например. Пойди и купи 10 парк носков, принеси их нам. Что тебе, сложно что ли? Там людям спать не на чем, одеваться не во что. - Люди легче мобилизуются на что угодно, когда по Первому каналу показали? Тут тоже сложно объяснить. Понимаешь, смотря на что мобилизовать. Мобилизовать на то, чтобы пойти сейчас и убрать улицы? Хоть по Первому каналу это покажи – никто не пойдет их убирать, всем на это наплевать. - Ты думаешь, на это надо людей организовывать тоже? Вообще, я считаю, что каждый человек должен хотя бы уж перед своим домом убрать. И если у тебя перед домом плохо убрано, и ты ходишь и каждый день материшься: а что эти суки лед не счистили! – возьми лопатку и счисти лед. Ты будешь ждать вечность, когда коммунальные службы пойдут и счистят лед. И если каждый о себе позаботиться таким образом… - Лед надо чистить каждый день. Каждый день ты выходишь и чистишь лед перед своим подъездом. Почему бы тебе этого ни сделать? В чем проблема? Пойми, это палка о двух концах. Конечно, это должно делать государство либо какая-то организация. Конечно, им нужно задавать вопросы, но нужно пойти и почистить лед, ткнуть их носом и сказать: какого хрена я чищу лед, а не вы?! Это должно происходить так. Я не вижу причин, по которым нужно сидеть и ждать, когда тебе помогут. а не пытаться помочь себе самому. - По твоим впечатлениям, как власти чаще относятся к волонтерам – помогают или противодействуют? В случае с рабами было явное противодействие правоохранительных структур, но я не могу понять, каким образом это вообще возможно. Но чаще всего это просто бездействие. Скажем, в Крымске - нам так хотелось, чтобы МЧС помогло нам отправить туда груз, который мы собирали, на самолете, который туда летал каждый день. А они нас четыре раз продинамили. - И что говорили? Всегда по-разному. Просто прокинули нас. Не говоря уже о том, что украли у нас генератор - мы его отправили их самолетом, и больше ничего о его судьбе не слышали. - МЧС? Ну да. Сначала предлагали нам помощь, обещали привезти четыре фуры. Потом выяснилось, что эти четыре фуры они не в Крымск отправят, а к себе на какой-то склад в Москву, откуда они потом когда-нибудь отправят куда-нибудь еще, но не в Крымск. А у нас – конкретные адреса. Они прекрасно выполнили свою работу, мы знаем, что они там многих спасли, многие дома построили и прочее, но в конкретных отношениях с нами они – ноль, минус. - А сотрудники МЧС, кстати, насколько хорошо экипированы? Мы им отправляли сапоги, лопаты, ломы. Известный случай, когда в станице Нижнебаканская МЧСники просто отказались работать, потому что у них не было снаряжения. Они пришли и сказали: замечательно, дорогие волонтеры, а как мы тут будем работать? У нас нет перчаток, ломов, лопат и сапог резиновых. - Почему не было? А мы не знаем, почему. Мы не задаем вопрос почему. Нужны лопаты – не вопрос, пришлем лопаты. На следующий день мы им отправили лопаты. Еще раз, задавать вопрос почему – пускай его задает Болотная площадь. Но когда у тебя есть возможность дать сапоги, задавать вопрос – почему у вас их нет? – это бред, это свинство, это бесчеловечно. - То есть и то и другое не получается – дать сапоги и просить, почему они без сапог? Ну, он тебе ответит: «А у нас нет сапог». Ты спросишь у его начальника, начнешь заниматься этими вопросами пятьдесят раз. А другим как ты дашь сапоги и лопаты? Зачем?! Нужно спрашивать там, где это релевантно, грубо говоря, то есть там, где тебя услышат, где что-то изменится.